Игра в классики - Страница 50

— Странно, — сказал Рональд. — Но глупо отрицать какую-то реальность, даже если мы ее совершенно не знаем… Назовем ее осью качелей, у которых один конец взмывает вверх, а другой низвергается вниз. Может ли эта ось не послужить нам для понимания того, что происходит на противоположных концах качелей? Со времен неандертальца…

— Употребляешь слова втуне, — сказал Оливейра, поудобнее опираясь на Этьена. — А им нравится, когда их вынимают из сундука и разбрасывают по комнате. Реальность, неандерталец… Посмотри, как они резвятся, как лезут нам в уши и скатываются вниз, точно с ледяной горки.

— На самом деле, — угрюмо сказал Этьен. — Потому-то я и предпочитаю краски — с ними чувствую себя увереннее.

— Увереннее — в чем?

— В их воздействии.

— В их воздействии на тебя, но не на консьержку Рональда. Твои краски ничуть не надежнее моих слов, старина.

— По крайней мере, мои краски не претендуют на то, чтобы объяснять.

— И ты миришься с тем, что нет никакого объяснения?

— Нет, не мирюсь, — сказал Этьен, — но то, что я делаю, немного отбивает скверный привкус пустоты. А это, если разобраться, определяет сущность homo sapiens.

— Не определение его сущности, а его утешение, — сказал Грегоровиус, вздыхая. — На самом деле каждый из нас — театральная пьеса, которую смотрят со второго акта. Все очень мило, но ничего не понять. Актеры говорят и делают неизвестно что и неизвестно к чему. Мы проецируем на их поведение наше собственное невежество, и они представляются нам просто сумасшедшими, которые с решительным видом входят и выходят. Кстати, это уже сказал Шекспир, а если нет, то должен был сказать.

— По-моему, сказал, — проговорила Мага.

— Ну конечно, сказал, — присоединилась Бэпс.

— Вот видишь, — сказала Мага.

— И о словах он тоже говорил, — продолжал Грегоровиус. — Орасио же просто поставил этот вопрос, я бы сказал, в диалектической плоскости. В духе Витгенштейна, которым я восхищаюсь.

— Не слыхал о таком, — сказал Рональд, — однако, думаю, вы согласитесь, что проблему действительности одними вздохами не решишь.

— Как знать, — сказал Грегоровиус. — Как знать, Рональд.

— Ладно, оставим поэзию на другой раз. Я согласен, что не следует слишком доверяться словам, однако в действительности слова — после чего-то другого, а это Другое, к примеру, заключается в том, что мы сегодня собрались тут и сидим вокруг слабенькой лампочки.

— Говорите потише, — попросила Мага.

— Мне не надо слов, чтобы чувствовать и знать, что я сижу тут, — упрямился Рональд. — Это я и называю реальной действительностью. Даже если она всего-навсего такая.

— Прекрасно, — сказал Оливейра. — С одной поправкой: эта действительность ничего не гарантирует ни тебе, ни кому бы то ни было другому, если только ты не изменишь саму концепцию действительности и не превратишь ее в удобную схему… Один лишь факт, что ты сидишь от меня слева, а я от тебя — справа, делает из одной действительности по меньшей мере две, и заметь, что я не углубляюсь и не заостряю внимания на ом, что мы с тобой — два существа, совершенно неспособных вступить в общение, если только на помощь нам не придут смысл и слово, однако ни на то, ни на другое серьезный человек полностью положиться не может.

— Но оба мы здесь, — настаивал Рональд. — Справа или слева — не важно. Мы оба видим Бэпс, и все слышат, что я говорю.

— Твои примеры — для малолеток, сын мой, — сказал Грегоровиус. — Орасио прав: то, что ты считаешь реальностью, ты можешь принять, и не более того. Ты можешь сказать только одно: что ты — это ты, этого отрицать невозможно. А вот с ergo и всем, что за ним следует, — явный провал.

— Не надо переводить вопрос в теоретическую плоскость, — сказал Оливейра. — Продолжим разговор на любительском уровне, поскольку мы не более чем любители. Поговорим о том, что Рональд трогательно называет реальной действительностью, полагая ее единой. Ты по-прежнему считаешь, Рональд, что действительность — одна?

— Да. Я согласен с тобой, что ощущаю эту действительность иначе, чем Бэпс, а действительность Бэпс отличается от действительности Осипа, и наоборот. Но точно так же различны мнения по поводу Джоконды или салата из цикория. Действительность — вот она, а мы — в ней, и каждый из нас понимает ее на свой лад, но все мы находимся в ней.

— Годится только одно: что каждый понимает ее на свой лад, — сказал Оливейра. — Ты считаешь, что существует некая постулируемая реальность на том основании, что мы с тобой разговариваем этой ночью в этой комнате и оба знаем, что через час или около того здесь произойдет нечто определенное. И мне кажется, что именно это сообщает тебе онтологическую уверенность; ты совершенно уверен в себе самом, чувствуешь себя уверенно сам и уверен в том, что тебя окружает. Однако если бы ты мог одновременно взглянуть на эту действительность из меня или из Бэпс, если бы тебе была дана вездесущность — ты меня понимаешь? — если бы ты мог находиться в этой комнате сейчас, будучи одновременно тем, чем являюсь я и чем я был, и в то же время тем, чем является Бэпс и чем она была, ты бы, может быть, понял, что твой никчемный эгоцентризм ни в коей мере не дает тебе представления о реальной действительности. Этот эгоцентризм дает только веру, основанную на страхе, только необходимость утверждать то, что тебя окружает, чтобы не попасть в омут неразберихи, который неизвестно куда тебя затащит.

— Мы все очень разные, — сказал Рональд, — я это прекрасно знаю. Но все мы находимся на внешних точках нас самих. И ты и я смотрим на эту лампу и, вероятно, видим не одно и то же, однако мы не можем быть уверены и в том, что не видим одного и того же. Черт подери, в конце концов, тут лампа, а не что-то иное.